Эти лекции направлены на консультацию зависимых, эмоционально или химически.
Они для психологов, чтобы научиться хорошо понимать про зависимость и автономность. Также они про отношения, состояния, про психические функции и про идентичность.
Обычно в книгах, на курсах, или где-либо еще в программе описывается процедура остановки зависимости или ужаса, который она породила. Или что-нибудь еще. Но мало остановить зависимость, как-то притормозить, блокировать. Важно понимать, куда двигаться – в сторону автономности.
Зависимость первична и для клиента, и для психолога. С ней работать сложно, так как это базовая настройка физического тела. Точно так же, как первичны базовые настройки новорожденного человека: говорить, потому что у младенца нет речи; контролировать свои мышцы, потому что моторика не управляемая, и ребенок осваивает ее в первые годы своей жизни. И чтобы научиться управлять всеми этими шестьюста мышцами, которые есть, нужно долго учиться и стараться. Также ребенок обучается успокаиваться с помощью другого человека, потому что у него слабая парасимпатика. Ну и еще одна базовая настройка – плакать от любой случившейся неприятности.
Все настройки (их можно перечислять и дальше) со временем и с развитием заканчиваются. И вместо них в процессе взросления развиваются другие способности: говорить, успокаиваться самому, плавно двигаться, плакать от сильных потрясений и так далее. И, соответственно, автономность развивается и создается в отношениях с другими: родителями, если повезет с психологом и тд.
Поскольку это базовые настройки, психологам нужно быть чувствительным к отношениям, словам, процессам. И психологам легко включиться в зависимые отношения, если они для него не очень осознаны и не очень понятны. Поэтому нужны навыки обнаруживать свои потерянные зависимости, уметь поддерживать такое автономное состояние. И получается, что и в консультации, и в отношениях нужно одну часть притормаживать, собственно, зависимую часть, а другую – побольше развивать, осознавать и поддерживать в клиенте.
Автономность и зависимость – это два разных состояния. Их невозможно совместить в одной точке. В один момент я могу находиться или в зависимом состоянии, или в автономном. Не получится находиться в двух состояниях одновременно, потому что это разные способы организации жизни отношений.
У зависимости есть одна единственная цель – это употребление эмоций, поведения и психически активных веществ. И жизнь в основном строится для того, чтобы это потребление возникло и происходило. А для автономного состояния больше характерно отсутствие постоянных целей. Нет той одной цели, ради которой стоит жить.
Следующее различие – это по-разному организованные психические процессы. То есть мышление, память, восприятие, речь – они организованы по-другому. Мышление у зависимого будет обслуживать употребление эмоций, состояние отношений, чего угодно. И память тоже будет выборочная. И восприятие будет точечное. В другом состоянии чуть пошире и получше, но сложнее это дело организовывать.
Следующий момент – эмоции в случае зависимости и автономии направлены на разное. В случае зависимости – на приведение себя в определенное эмоциональное состояние для выработки определенных мер, медиаторов и гормонов. В случае автономии – это быстрое, невербальное обозначение процессов ситуации. То есть задача эмоций – помогать, распознавать реальность и активировать себя для определенного присутствия в реальности. Также различие будет в разных картах реальности: прошлого, будущего и настоящего.
В автономии и зависимости есть разные идентичности. В зависимости – это самая простая модель «Треугольник Карпмана: жертва, спасатель, палач. Это очень удобная модель, которая точно определяет роли или идентичности и взаимодействия между ними. В случае автономии человека, как правило, это широкий набор идентичностей под разные ситуации, под разных себя – более разнообразный набор.
Первичное определение автономности – это аутентичность, равность самому себе и в отдельности, и в связанности. То есть независимо от того, нахожусь я с кем-то в отношениях или в присутствии кого-то, я равен самому себе. Когда другой человек появляется в моем поле зрения или в диалоге со мной, конечно же, на меня влияет. И я влияю на него, но не меняюсь. Я остаюсь равным самому себе.
Следующий пункт – это достаточность собственной самоидентификации. Когда только я сам себя идентифицирую и определяю. Я не использую для этого другого человека. Если взять треугольник Карпмана, то жертва определяет себя через палача или через спасателя. Ей не хватает способностей определять себя, как кого-то. А как раз в автономности я тот, кто определяет себя.
Следующий пункт – это авторство обнаружения (свое авторство). То есть я тот, кто создает отношения, тот, кто влияет на ситуацию, ее создает, и тот, кто организует, участвует, и через свое окружение, выбирает среду, в которой я живу и планирую жить, или из которой надо переехать (тогда я выбираю следующую среду). Я тот, кто создает свою жизнь. И это важно, потому что в зависимости это качество теряется.
Как развивается зависимость
Как уже говорилось ранее, зависимость – это базовая настройка и начало онтогенеза. Младенец зависит от своего окружения значимых взрослых, от родителей, причем зависит физически: будет ли ему тепло, уютно, жестко, холодно, колко и так далее. И физиологически: будет ли он покормлен, напоен, умыт и тд.
С возрастом появляется психическая зависимость. Ребенок будет определяться другим, он сам себя не отражает, его психика только-только развивается. И, соответственно, то, как его определяют, так он и будет себя чувствовать, таким он будет становиться. Также психическая зависимость будет развиваться через нуждаемся в другом. Потому что если другой его определяет, то другой ему нужен для того, чтобы высшие психические функций развивались, без другого они развиваться не будут. И одновременно еще и подчиненность другому. Ребенок подчиняется своим родителям, родители тоже подчиняются его крику. Но все-таки ребенок подчиняется больше и чаще, и практически постоянно. Где положили – там лежит. Когда решили покормить – тогда ест.
Постепенно, когда появляется больше свободы, когда мозг по количеству нейронных связей достиг своего максимума, то появляется достаточно хорошая моторика, чтобы иметь возможность ползать и перемещать себя независимо от больших взрослых. У ребенка появляется способность исследовать и фокусировать свой импульс в виде желания. Можно куда-то ползти, - и тогда появляется возможность следовать своим решениям, желаниям, каким-то идеям в согласии с окружающими. Куда-то ползти просто так родители обычно не дают. Они пытаются либо управлять, либо ограничивать. И ребенок осваивает, что туда – можно, здесь – можно, там – нельзя. И это его пространство, которое он может исследовать, в котором может присутствовать уже по-другому: не за счет того, что перемещается, а за счет того, что сам туда добирается.
Соответственно, чем больше он чувствует свой импульс, чем отчетливее распознает реальность. Чем окружающий мир интереснее, тем больше он будет в автономии, как возможность взаимодействовать с разным миром в следующий раз. У взрослеющего ребенка развивается способность – более зрелый способ присутствия, как встреча на равных. Все равно еще есть физическая зависимость от взрослых, но уже есть способность говорить, сообщать, уже есть много интересов. Несмотря на то, что ребенок еще не сформировал все свои высшие психические функции полностью, он может быть равным. И тогда автономии становится все больше и больше. И он развивается в этот момент уже из автономии, появляется возможность привязываться и строить отношения как привязанность. И больше свободы и ответственности.
Если у родителей много тревоги или холодности, то автономия не развивается и остается более примитивной формой отношений. И дальше у подростка развивается использование себя и другого, или деятельности, или химических веществ для получения определенных состояний, отношений и специфического восприятия окружения и среды.
Есть такая антитеза, что человек зависит от воздуха, еды, воды, тепла. Но это, скорее не зависимость, а условия жизни. Люди как-то не особо зависят от силы тяжести, трения, массы, от земли или солнца, квантов и тд. Нет выбора дышать или не дышать, или есть или не есть – все равно есть надо. Но в зависимости еда перестает быть едой. Она начинает выполнять другие функции, хотя продолжает выглядеть как еда. То есть еда перестает быть условием жизни, а становится употреблением. И это такая отчетливая связь. В какой-то момент еда становится средством воздействия на себя, а не поддержкой собственной жизнедеятельности.
Автономность как привязанность
В привязанности есть семья, есть другой и нет слияния. Каким-то образом я успеваю отслеживать себя и также могу увидеть другого. Это непростой труд, потому что видеть другого – это специфичная задача. А еще себя отслеживать в момент – это вообще сверхзадача. И также есть не только другой, но и отношение к этому другому и отношения между нами. Гораздо проще это воображать и представлять, но в автономии как раз задача состоит в том, чтобы, осознавая себя, чувствуя себя, понимая себя, видеть другого, каким-то образом понимать его, а не выражать и строить с ним отношения привязанности. Между мной и другими есть отношения, и мы оба их строим. Я делаю какой-то вклад и другой делает вклад. И отношения между нами возникают, развиваются, затухают, с ними что-то происходит.
Следующий тип автономности – это тип присутствия. Я присутствую рядом, а не внутри. И другой присутствует рядом со мной, а не у меня в голове. И поэтому нет этих бесконечных внутренних монологов про нас двоих или троих
Следующий момент – в автономии есть контакт. А для того, чтобы контакт был, нужны границы. Меня, как личности, и другого, как личности. И тогда возможно соприкосновение границ, появление коннекта и контакта.
Следующее – это дистанция. Не географическая удаленность, а некоторая психическая дистанция.
Также условием контакта в автономии является открытость и доступность. То есть до каких пор я могу подпустить к себе? Где я могу открыться? И также в контакте есть динамическая непрерывная репрезентация другого. Я смотрю на другого и стараюсь его видеть то, какой он есть сейчас, а не то, каким он был 10-20 минут назад, год назад и тд. Я всматриваюсь в другого, чтобы его видеть, как в Аватаре, «я вижу тебя» - такое приветствие.
И также в условиях контакта есть некоторый риск отношений, риск определения себя, риск встречи с другим. Потому что непростое дело – строить отношения и в них присутствовать.
В автономии и привязанности есть возможность быть в разных отношениях, потому что вокруг много людей, они сильно разные и сильно не похожи друг на друга. Возможность быть в отношениях без потери идентичности и без подстраивания под других. Это такой важный критерий, тогда как в зависимости скорее больше используются отношения для того, чтобы поддерживать собственное зависимое состояние: уныние, тоска, возбуждение и тд.
Есть такое понятие как «бондинг». Этим термином называется первичная связь мамы и ребенка, когда есть большой дефицит вербальной связи. То есть ребенок просто не умеет говорить какое-то время. Потом говорит что-то непонятное, потом говорит какие-то отдельные слова и так далее. Но ему постоянно что-то нужно, и он обучается транслировать то, что ему нужно. Он к чему-то тянется, что-то показывает пальцем или глазами, пока методом перебора ему не дадут то, что ему нужно. И мама в случае с первым ребенком обучается, настраивается на него. У нее есть свой опыт, когда она была младенцем и настраивалась на свою маму. Но обычно этот опыт нереализованный и мало доступен. Мало кто помнит себя в возрасте 4-6 месяцев жизни. А даже если помнит, то вряд ли помнит, как он настраивался на особенности мимики и интонации своей мамы.
И получается, что маме нужно по новой настраиваться на ребенка, и он начинает распознавать, что ему нужно. А когда он начинает больше шевелиться и больше тянуться ко всему, все еще не умеет говорить, но уже появляется много каких-то интересов. И мама постепенно научается верно распознавать, что нужно ребенку. То есть и у мамы, и у ребенка развивается такое процедурное мышление – связь через действия, поскольку еще нет способности говорить и понимать, расшифровать слова.
В это время активно организуется психика ребенка. Она строится в контакте со взрослыми, с родителями или теми, кто замещает их. И там, где мама наиболее чувствительна, лучше всего угадывает, лучше понимает, там ребенок лучше развивается. И пока он развивается, то начинает уже отделяться. Он начинает ползать, ходить, падать, ошибаться, орать. При этом страшно-страшно громко.
Родители пугаются, или начинают сильно тревожиться и ограничивать ребенка. Это, оказывается, проще, чем помогать ему осваивать мир.
Если ребенок упал, кричит, и пока непонятно, насколько сильно он ушибся, задача родителей из состояния тревоги не ограничить своего ребенка, не привязывать к себе, не удерживать рядом, а утешать, поддерживать в этом непрерывном исследовании мира. В развитии автономии, когда ребенок понимает и чувствует, когда он хочет ползти, ползет, добирается, исследует, роняет, бросает, требует, - важно, дать поддержку.
Память о прекрасном времени, когда тебя держали на ручках, часто кормили, гладили бессознательно остается. Там давали много тепла и любви. Это было прекрасное время. Но оно закончилось для большинства взрослых, и нет смысла пытаться его хоть как-то восстановить. Ни на каком этапе больше невозможно достигнуть этого состояния. Важно принять идею, что младенческое состояние и вот эта бесконечная отдача любви и тепла в одну сторону, - закончилось. Этот опыт есть, но его не повторить. Он был, - и этого достаточно. Без любви и без тепла ребенок бы не выжил.
Есть такой «эффект госпитализации». Дети в детских домах, которые лежали в проходах, по которым часто ходили нянечки и подходили, переворачивали, гладили, – остались в живых. Те дети, которые находились далеко от регулярного внимания, часто не выживали. Поэтому все, кто выжили – взрослые – получили достаточно любви и тепла. Не нужно стонать, что недостаточно получили. Достаточно для жизни. Достаточно для того, чтобы стать взрослым.